Понятие
Понятие — узловая форма движения мышления, отражающая конкретно-всеобщую природу или «общий тип» определенного круга (рода) явлений; синоним «понимания сути дела», – то есть имманентного данному типу явлений закона их существования, их конкретного (многократно и закономерно расчлененного внутри себя) единства в составе некоторого объективно-выделенного целого.
Понятие обретает свою полную и законченную форму лишь в процессе развития определений, лишь в составе развернутого теоретического изображения известного комплекса явлений. Отдельные абстрактные определения составляют лишь моменты
Понятия, и Понятие выражается только через их единство.
«Определением Понятия» выступает поэтому не фиксированное в других знаках определение «смысла» или «значения» знака, термина, слова, а только выраженное через совокупность знаков, терминов, слов объективное единство различных моментов той особенной сферы явлений, которая составляет объект (предмет) данного Понятия. Поэтому Маркс употребляет выражение «Понятие» как полный синоним общей природы или «общего типа» определенного круга явлений (см. «Капитал», т. 3, 1955, с. 149).
Способы понимания Понятия в истории философии. Теорию Понятия можно рассматривать в двух аспектах:
1) как учение о постижении в Понятии явлений, сторон объективной действительности,
2) как учение о постижении самого Понятия в Понятии, или как проблему Понятия о Понятии.
Первое получило широкую разработку во всей истории философии (равно как и в формально-логических учениях), второе – лишь в немецкой классической философии.
Первоначально к Понятию подходят как к уже готовому, зафиксированному в слове сгустку знания. Мысль, проникающая за пределы эмпирически данного, остается по форме чувственно-образной, и на этой образно представляемой основе покоится определенность всеобщих абстракций, определенность внелогическая, не адекватная форме мысли и форме Понятия, ибо Понятию присуща логическая определенность.
Демокрит первым вплотную подошел к проблеме определения Понятия (см. Аристотель, О частях животных, I, 642 а; рус. пер., [М.], 1937). Он заложил основы логики атомизма, в которой Понятие войска определяется числом его солдат, Понятие повозки – суммой ее частей, слог – суммой букв (см. Платон, Теэтет, 204). Однако первоэлементы, которыми все объясняется, сами оказываются неопределимыми.
Сократ принял в качестве объективного начала, открывающегося в человеке, такое Понятие, или определение, через которое познается сущность вещей. Следуя Сократу, Платон признал, что определения имеют своим предметом не чувственные вещи, а нечто иное. В его философии предметом анализа сделалась уже не чувственно воспринимаемая действительность как таковая, а исходные принципы, «начала». Процесс конструирования Понятия (идеи) предстает у него как диалог мышления с самим собой. Всеобщие Понятия, реализуемые в речи, для Платона уже не просто слова, обозначающие чувственную достоверность, но по сути дела выражение тех общественно признанных норм, которые определяют место отдельных людей и вещей. В отличие от мира чувственных вещей, мир «идей» можно воспринимать только в Понятиях.
По Аристотелю, Понятие может быть лишь Понятием об общем, а не о единичном. Оно есть «вторая сущность» – род или вид, в отличие от первых Сущностей – единичных вещей. То, что у Гегеля называется Понятием, у Аристотеля выступает как «οὐσία» – Сущность, субстанция. Слова, наименования, названия у Аристотеля являются терминами, непосредственно обозначающими и выражающими общие формы вещей, а не Понятия. «Значение» термина и Понятие, которое он выражает, непосредственно сливаются, совпадают с предметом «высказывания». О первых сущностях мы знаем по чувственному восприятию, о вторых же – по их Понятию. Понятие о вторых сущностях есть прежде всего Понятие о виде, которое создается из ближайшего рода и видообразующего различия (см. Met., V, 6; рус. пер., М.–Л., 1934). Полагая, что «…все противоположные определения всегда восходят к некоторому субстрату, и ни одно из них не может существовать отдельно» (там же XIV, 1), Аристотель не только указывал на онтологическую сторону единства противоположностей, но и умел удерживать это единство в мысли в положительной форме (в отличие от скептиков). Противоположности принадлежат одному и тому же роду и входят в определение сущности (см. «Вторая аналитика», I, 4; рус. пер., М., 1952, а также «О душе», I, 5, 411 а; рус. пер., М., 1937). Тем самым Аристотель разрешает проблему, которая ставилась греческой философией как до, так и после него: переход от абстрактного общего представления к Понятию, то есть механизм скачка в познании. По Аристотелю, и определенность различия двух абстрактных представлений, и определения этих представлений возникают вместе, одновременно. Таким образом, появляется не одно, а сразу несколько взаимосвязанных Понятий, и они, следовательно, с самого начала представляют из себя систему Понятий. Двойственность, существовавшая у Аристотеля в определении категорий (с одной стороны – это высшие роды «высказывания», а с другой – реальные роды бытия), уже заключала в себе противоположность номинализма и реализма.
У стоиков опосредствующим звеном между словесным знаком и вещью стало субъективное состояние души. Слово у них обозначает уже не вещь, а только способ переживания вещи индивидом, то изменение, которое происходит во внутреннем состоянии души индивида при воздействии вещи. Для них важна не предметная отнесенность слова, а тот смысл (λεκτά) его, который с этим словом связывается в душе. Открытие «смысла слова» – того промежуточного звена между словесным обозначением и вещью, которое не было известно Аристотелю, – переводит проблему Понятия из всеобщелогического плана рассмотрения в психологический и семантический план.
Скептицизм, в отличие от Аристотеля, субъективирует Понятие, то есть, делает предметом рассмотрения сами мысли в их языковом выражении, и владеет Понятием противоречивым образом: во-первых, он требует единства различных моментов, тождества их, во-вторых, он находит между ними противоречие и оставляет это единство в обостренной разрозненности. Стремясь обнаружить антиномичность абстрактных представлений, антический скептицизм нашел в них противоречивые моменты, но не дошел до единства этих моментов, – до их опосредствования «третьим», – то есть, до Понятия, и остановился лишь на отрицательной диалектике, имеющей своим результатом «ничто». Это был шаг назад по сравнению с Аристотелем.
Для целого ряда английских мыслителей нового времени (Гоббса, Локка, Беркли, Юма) Понятие выступает как имя, термин, или же «идея», впечатление, представление. Локк первый дал широкую и систематическую разработку эмпирической теории Понятия. По его мнению, определить можно только названия составных идей, простые идеи неопределимы, это своего рода «атомы мышления». К ним относятся и самые широкие абстракции общности – «универсалии»: «субстанция», «причинность» и т.п., которые оказываются наиболее бессодержательными «именами» (поэтому Беркли, последовательно развивая эту точку зрения, устраняет Понятие субстанции как излишнее).
Наряду с подобными абстрактными универсалиями, выражающими простые сходства или различия множества единичных вещей, у Спинозы появляется уже нечто новое: Notiones Communes – Понятия, выражающие действительно всеобщую природу вещи (см. Избр. произв., т. 1, М., 1957, с. 436). Эмпирический синтез признаков, свойств, отношений, лишенных внутренне необходимой связи, не есть синтезирование Понятия, которое должно выразить внутреннюю сущность предмета, а она не есть абстракт, присущий отдельной вещи. Спиноза требует такого Понятия, или определения, чтобы из него, при рассмотрении вещи самой по себе, можно было вывести все ее свойства (см. там же, с. 352). «…Постоянные и вечные вещи, хотя они и единичны, все же, вследствие своего присутствия везде и своей величайшей мощи (potentia) будут для нас как бы общими (абстрактными) понятиями (universalia) или родами в определении единичных изменчивых вещей и ближайшими причинами всех вещей» (там же, с. 354). В отличие от «сотворенных» вещей, «несотворенная» вещь как causa sui требует, чтобы определение ее «…исключало всякую причину, то есть, чтобы его объект для своего объяснения не нуждался ни в чем другом, кроме своего бытия» (там же, с. 353).
Согласно Лейбницу, уже в смутных бессознательных представлениях в человеке «дремлют» Понятия. Хотя Лейбниц и признает существование простых идей, определения которых дать невозможно (см. Избр. филос. соч., М., 1908, с. 348), однако он намечает выход за пределы атомизма, указывая, что даже в простой субстанции (монаде) «…должна существовать множественность состояний и отношений, хотя частей она не имеет» (там же, с. 341). Таким образом, намечается переход от понимания простого как вещи (материальной или духовной) и пониманию его как отношения.
Кант различает три вида Понятий:
1) «общие», дискурсивные Понятия в «общей логике»,
2) рассудочные Понятия, или категории,
3) «рациональные» Понятия, или идеи, – в трансцендентальной логике.
Понятие в общей логике есть «…общее представление или представление того, чтó обще многим объектам…» (см. «Логика», П., 1915, с. 83, а также Соч., т. 3, M., 1964, с. 131). Здесь Кант трактует Понятие номиналистически, поскольку общая логика является для него формальной наукой, безразличной к содержанию знания, не интересующейся – в отличие от трансцендентальной логики – происхождением знания, его отношением к предмету. В трансцендентальной логике рассудочные Понятия, или категории, это – априорные формы рассудка. Они являются определениями, характеристиками не предметов самих по себе («вещей в себе»), а познающего (трансцендентального) субъекта, то есть связаны с одинаковой для всех людей структурой сознания.
Категории – это формы, при помощи которых происходит дальнейшее объединение материала познания – многообразия ощущений, уже объединенного с помощью априорных форм чувственности. Наложение категорий, обладающих одинаковой значимостью для всех людей, создает необходимость и общезначимость связи многообразного, то есть делает возможным «знание», придает этой связи «объективный» характер, характер «предмета». Категории – только формы, в которые должно отлиться многообразное содержание, доставляемое им извне чувственностью; сами категории создать это содержание не могут. Отсюда следует, что логика не может быть содержательной.
Но у Канта также сильна антиэмпиристская тенденция. Фактически он разрабатывает проблематику содержательной логики, но не связывает ее с Понятием, так как трансцендентальная логика занимается вопросом о том, как не предметом, а субъектом порождается знание о предметах, она есть логика продуцирования, создания предмета, но только формы предмета. Иными словами, в трансцендентальной логике речь идет о формализме деятельности, функционирования.
Кант фактически соединяет содержательный и формальный моменты познания в схематизме чистых рассудочных Понятий. Трансцендентальная схема является посредником при синтезе разнородных способностей (чувственности и рассудка), то есть при подведении явлений под категории, и сама оказывается соединением их, наглядно представленной категорией, «чувственным Понятием».
Уже сам принцип априоризма приводит Канта к необходимости нового типа знания – знания, построенного на основе определяющей роли целого, не сводимого к сумме частей, то есть на основе, противоположной эмпиристской индукции при образовании «общих» Понятий. Априорные формы чувственности как условия возможности опыта должны предшествовать многообразию (см. Соч., т. 3, с. 415, 266). Эта проблематика наиболее полно воплощена в «рациональных Понятиях», или идеях чистого разума, которые должны создавать единство правил рассудка, систематичность знания (см. там же, с. 553–54).
Определенная интерпретация кантовской системы дала возможность Фихте создать новый принцип образования Понятия. Переосмысление философии Канта идет в направлении выявления и более последовательной разработки действительно ценного у Канта – его постановки вопроса о спонтанном характере деятельности субъекта. Поэтому устраняется трансцендентная «вещь в себе» как один из двух факторов (наряду с деятельностью субъекта), созидающих мир опыта. Для создания содержания самим субъектом Фихте вынужден пользоваться приемом, запрещенным Кантом, – рассматривать категории, которые у Канта могут быть только формами для объединения многообразия, как созидающие и само содержание, то есть как мысленные сущности (за это Кант назвал философию Фихте логикой). С уничтожением трансцендентной «вещи в себе» устраняется и значение сферы практического как «трансцендентного, созданного разумом», как «вещи в себе». Идеи практического разума рассматриваются как «цели» и становятся телеологическим принципом образования Понятия. Многообразие и объединяющее его Понятие ставятся в отношение средства и цели. Проблема определяющей роли целого, общего, телеологического соотношения целого и частей связывается с принципом образования Понятия.
Фихте, как и Кант, считает, что философия должна дать обоснование опыта. Но своеобразное понимание этого обоснования приводит Фихте к новому, по сравнению с Кантом, соотношению Понятия и объединяемого им многообразия. Опыт и априори ставятся у Фихте в отношение обосновываемого и основания (средства и цели), одно порождается другим, генетически выводится из него. Тем самым опыт и априори, многообразное и Понятие оказываются соотнесенными друг с другом, сопоставленными, связанными именно как два полюса магнита (см. Nachgelassene Werke, Bd 2, Bonn, 1834, S. 137–38). Оба полюса возникают в едином акте противопоставления, противополагания и не существуют как данные до этого акта, как это было у Канта, для которого проблема их синтеза представляла особенную трудность. Фихте приходит к необходимости предположить первоначально нерасчлененное, неоформленное целое, уже содержащее кантовский синтез априори, единство противоположностей, предположить ту «клеточку», раздвоением которой, разведением на противоположные моменты и будет осуществляться развертывание Понятие системы. Один из полюсов противопоставления – априори (через которое и становится возможным многообразие), есть как раз Понятие, «одно через другое» и составляет существо Понятия (см. тамже, S. 154–55). Метод движения Понятия – подыскивание нового основания для обосновываемого, нового Понятия для многообразного, новое противопоставление, целый ряд их. Это требует относительности, гибкости Понятия «основание» и «обосновываемое», «априори» и «апостериори»; основание само может оказаться обосновываемым с точки зрения нового основания. Понимание кантовского трансцендентального метода как противопоставления приводит Фихте к подхваченной Шеллингом и Гегелем диалектике движения Понятия.
Шеллинг является последним представителем немецкой классической философии, основывающимся на понимании исходного Понятия как абстрактного тождества (Я-Я, или А-А). Переход к движению Понятия не получает у него рационального, логического обоснования (это впервые было сделано Гегелем). По Шеллингу, рассудок владеет Понятиями как «тенями реальности», он руководствуется Понятиями, но не осознает этого. Лишь трансцендентальное мышление осознает Понятие как акт мышления, возвышается до Понятия о Понятии. Рассудок оказывается производным, он «…сам предполагает нечто высшее, что уже не является отображением чего-то внешнего и развертывается само из себя с изначальной силой» («Система трансцендентального идеализма», Л., 1936, с. 130). Это высшее – абсолютная абстракция – начало всякого сознания, и оно объяснимо только при помощи самоопределения или воздействия интеллигенции (совокупности всего субъективного) на самое себя. Абсолютная абстракция рождается в акте превращения мышления в объект для самого себя. Впервые открывающееся Понятие (как самосознание «Я») играет у Шеллинга ту же роль, что и «субстанция» у Спинозы. В точке возникновения самосознания – «Я» – мы имеем «…исконную тождественность мышления и объекта…» (там же, с. 47). До акта рефлексии Понятие совпадает со своим объектом, поэтому «с трансцендентальной точки зрения… не имеет смысла спрашивать, как это наши понятия согласуются со своими предметами…» (там же, с. 228). Понятие «…является ни чем иным, как самим актом мышления, и в отвлечении от этого акта оно ничто» (там же, с. 46). Понятие как действие, как деятельность противоположно ощущаемому, но Понятие (которое совпадает с самосознанием, с «Я») само создает эту противоположность. Понятие является определяющим, объект – определяемым. С точки зрения Шеллинга, Понятие – это «…вовсе не всеобщее…, но скорее правило, момент ограничения наглядности, и если понятие можно назвать чем-то включающим в себя неопределенность, то только в силу того, что в нем нужно видеть не определенное, но определяющее» (там же, с. 235). Созерцание в отрыве от Понятия становится «…чем-то совершенно и во всех отношениях неопределенным» (там же, с. 236). Оно определяется в суждении, которое есть сопоставление Понятия с созерцанием. Поскольку суждение отождествляет созерцаемое (субъект) с Понятием (как предикатом), то они полагаются чем-то равноценным. Для объяснения этого Шеллинг прибегает к кантовской «схеме», правилу, как основанию их тождества.
Шеллинг осознавал, что всякое подлинное познание является синтетическим и выходит за пределы абстрактного тождества, но принцип этой нетождественности он видел лишь за пределами мышления.
Гегель в само мышление вносит принцип противоречия. Понятие является для него живым противоречием и по содержанию и по форме. Для Гегеля все определения суть Понятия и тем самым определенные Понятия. (см. Соч., т. 6, М., 1939, с. 49). Неопределенное Понятие есть просто слово или представление. «…Представления становятся понятиями лишь в том случае, когда мы показываем относительно них, что они содержат в себе различные стороны в единстве…» (там же, т. 12, М., 1938, с. 111). Понятия абстрактны в том смысле, что они принадлежат к области мышления, но они также и конкретны в том смысле, что это не «пустые» абстракции,– они имеют содержание. Это не есть субъективно приписываемое содержание – Понятие в самом себе несет принцип своих различений и определений. Понятие обладает независимой от человека идеальной мощью, пребывая в вещах и делая их тем, что они есть.
Определенность локковских абстрактных идей является внешней определенностью. Гегелевская «конкретная идея», родовое Понятие, сама себя созидает и оформляет. Род оказывается той определенностью, которая является принципом видовых различений, служащих основанием для отделения одного вида от других (см. там же, т. 6, с. 262). Виды образуются, как и у Аристотеля, через противоположение, так что «…всякое понятие есть единство противоположных моментов…» (там же, т. 5, М., 1937, с. 205), и в силу этого единства род является целостностью своих видов. Гегелевское Понятие настолько пронизано органической целостностью, что в нем уже нет частей, элементов, а есть лишь стороны, моменты, которые существуют лишь в отношениях и связях с другими моментами.
«Составное» Понятие есть для него не более как «деревянное железо». Гегель освободил Понятие от средневековой окостенелости и понял его как процесс. Отсюда следовало, что его содержание и определение может быть установлено исключительно посредством его генезиса.
Определениями Понятия в узком смысле, принадлежащими Понятию по самой его природе, являются единичное, особенное и всеобщее. Это не «виды», а скорее «моменты» Понятия, – категории, развитые из тождества, различия и основания (см. там же, т. 1, М.–Л., [1929], с. 270).
Понятие по форме непосредственно развивается в суждение, которое обнажает скрытое противоречие Понятия. Понятие как таковое еще не полно; оно возводит себя в идею, которая есть единство Понятия и реальности.
Качественно новый уровень, на котором оказалась наука в конце 19 – нач. 20 вв., в особенности аксиоматизация математики, обусловили направление, в котором шло переосмысление системы Канта неокантианцами марбургской школы. Принцип Ursprungá Г. Когена – выведение из мысленных первоначал – и означает создание самой мыслью, понятием предмета (правда, предмета научного познания, а не существующего в действительности), элиминирование «вещи в себе» Канта. Соотношение многообразного и Понятия для неокантианцев телеологично, что связано с рассмотрением ими кантовских идей чистого разума как «целей» и превращением их в методологические принципы образования П. Марбуржцы понимают трансцендентальный метод Канта как ориентирование Понятия в фактах науки. Тем самым Понятие и факты оказываются соотнесенными, связанными (Понятие, по Наторпу, есть кантовское «синтетическое единство многообразного»), возникающими одновременно, в едином акте раздвоения первоначально неоформленного. Между ними нет теоретико-познавательной пропасти. Это сближает неокантианцев с Фихте.
По Кассиреру, противопоставление Понятия и фактов может происходить многообразно, соответственно различным способам видения мира разными науками. Рассматривая соотношение многообразия и единства в Понятии, Кассирер трактует Понятие как функцию, то есть как «порождающий» многообразие закон (этим определяется ведущая роль общего) и одновременно как то, что содержит в себе все богатство частных случаев. В этом свете Понятие выступает как «конкретная общность» (см. «Познание и действительность», СПБ, 1912, с. 33–34). Функциональная характеристика Понятия позволяет Кассиреру резко провести основной тезис критической теории познания – о том, что предметы должны согласовываться с познанием, а не наоборот, как полагает в своих гносеологических основаниях формальная логика. Кассирер берет от Канта характеристики Понятия как априорных форм. Они являются «условием возможности опыта», способом создания его единства, инструментом познания, той точки зрения, с которой возможно объединение многообразного в систему. Этот инструмент должен быть устойчивым (иначе он «раскрошился» бы при первом же применении) и в то же время гибким – через смену Понятия только и происходит развитие знания. Это специфическое «релятивизирование» априорных принципов отличает неокантианцев и Фихте от Канта.
Антиинтеллектуалистические тенденции в современной буржуазной философии получают отчетливое выражение в критике Понятия. Так, Бергсон усматривает ценность Понятия не в том, что оно истинно, а лишь в его полезности. Понятия абстрактны, отвлеченны, имеют назначением лишь внешнее упорядочивание восприятий и представлений. Их обобщенный характер препятствует постижению индивидуального, они не могут выразить специфической сущности предмета. Гуссерль также считает, что «сущность» может постигаться только в особом интуитивном акте и отвергает локковскую модель абстракции и всеобщего. В его концепции к непосредственному «видению», «постижению», «схватыванию» сущности можно придти лишь посредством «эйдетической редукции». Согласно точке зрения экзистенциализма, всякое Понятие, которым пользуется каждый отдельный человек, носит его своеобразную и личностную окраску. По своему содержанию и объему Понятие находится в зависимости от того, что совершается в мышлении данного человека и какое место в сфере его мышления занимает данное Понятие. Экзистенциальный мыслитель нуждается в особых формах выражения, потому что личное существование не может быть выражено обычными, «объективными» Понятиями. Поэтому он пользуется или парадоксом (Кьеркегор), или оракулой (Ницше), или смесью психологических и онтологических терминов (Хейдеггер), или религиозными символами, или представлениями и мимолетными Понятиями.
Все экзистенциалисты бьются над проблемой личного, или «необъективного» мышления и над выражающими его Понятиями. Эти Понятия должны быть «необъективирующими», они не должны превращать людей в вещи, но в то же время они не должны быть просто субъективными. Поэтому выбираются психологические Понятия с непсихологическим значением. Собственная определенность вещей выпадает из сферы рассмотрения экзистенциализма. «Вещи таковы, – говорит Сартр, – какими определит им быть человек» («Existentialism», N. Υ., 1947, p. 37). Экзистенциалисты подвергают критике вульгарный метод подмены реальных явлений и личностей абстрактными категориями.
В отличие от экзистенциалистов, которые стремятся «очеловечить» абстракции, придать им эмоциональную субъективную окрашенность, неопозитивизм берет на вооружение идеи неделимости первоэлементов и соотношения части и целого и применяет их к знанию и языку. С точки зрения раннего Витгенштейна, объекты, образующие мир, просты, неизменны, изменяется лишь их конфигурация. Поэтому объекту нельзя дать определение. Предложение может только указать, как существует предмет, но не что он такое. Имена суть простые символы, не разлагаемые никаким определением. Ранний Рассел рассматривает общие Понятия в номиналистическом плане, считая их фикциями, – это слова, условные знаки для обозначения единичных фактов. Говоря о множестве людей, чисел и т.п., мы по существу говорим о составляющих их элементах (см. «Unser Wissen von der Aussenwelt», Lpz., 1926, S. 77). Общие Понятия – абстрагирования от непосредственных данных опыта – являются, с точки зрения неопозитивистов, лишь «сокращениями речи».
Как атомизм вообще, так и представленный неопозитивистской концепцией логический атомизм не может быть универсальным принципом, пригодным для постижения любого фрагмента действительности. Он пригоден лишь там, где сам рассматриваемый предмет организован по соответствующей атомизму мерке. Развитие самого предмета, а также развитие способов познания приводят к тому, что атомизм в высшей своей точке преодолевается.
В марксизме Понятие рассматривается как итог познания, в котором резюмируется определенная совокупность знаний. Это относится и к наиболее общим Понятиям – категориям, которые являются узловыми пунктами познания, «ступеньками», моментами познания природы человеком. Но они не представляют собой одно лишь застывшее знание: «…если все развивается, то относится ли сие к самым общим понятиям и категориям мышления? Если нет, значит мышление не связано с бытием. Если да, значит, есть диалектика понятий и диалектика познания, имеющая объективное значение» (Ленин В. И., Соч., т. 38, с. 251).
По сравнению с созерцанием и представлением Понятие удалено от непосредственной реальности, но оно ближе к ней в том смысле, что оно схватывает сущность явления и в своем развитии приближается к явлению. Когда вещи и их взаимные отношения рассматриваются как находящиеся в процессе изменений, «…то и их мысленные отражения, понятия, тоже подвержены изменению и преобразованию; их не втискивают в окостенелые определения, а рассматривают в их историческом, соответственно логическом, процессе образования» (Энгельс Ф., в кн.: К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., 2 изд., т. 25, ч. 1, с. 16). С этой точки зрения дефиниции уже не имеют самодовлеющего значения в науке, ибо единственным реальным определением является изложение развития самой сущности исследуемого процесса. Таким образом, определения и Понятия возводятся на новую, более высокую ступень. Понять явление – значит не просто дать определение, а «…выразить в логике понятий» (см. В. И., Ленин, Соч., т. 38, с. 252). Понятие рассматривается не как мертвое, окостенелое, а как переход, момент связи, каковым оно и является по своей природе. К Понятию предъявляется требование пластичности, они должны быть «…обтесаны, обломаны, гибки, подвижны, релятивны, взаимосвязаны, едины в противоположностях, дабы обнять мир» (там же, с. 136).
Упрек в огрублении действительности справедлив лишь к отдельному Понятию, взятому изолированно. Оно действительно не может отразить реальности. Но Понятия существуют не уединенно, а связаны со всеми другими Понятиями переходами, переливами в противоположные Понятия, они находятся в вечном движении, развитии, и бесконечная сумма общих Понятий в процессе, в тенденции совпадает с объективной истиной и дает конкретное в его полноте. Ленин рассматривает отношения, переходы, противоречия Понятий как «главное содержание логики» (см. там же, с. 188), причем через эти Понятия (и их отношения, переходы, противоречия) просвечивает «…именно такое отношение вещей, природы» (там же): диалектика вещей создает диалектику Понятий, а не наоборот.
Всем Понятиям присущ момент всеобщности. Если принять всеобщность за то, что обще многим, то пришлось бы сказать, что не все Понятия всеобщи, иначе из области постижения в Понятии выпали бы неповторимые личности, самобытные произведения искусства, уникальные исторические факты. Но всеобщность в Понятия относится не к числу экземпляров, не к множеству однородных предметов, а к самой природе Понятия. Всеобщность в Понятии есть не только и не столько частичка Понятия наряду с другими, она есть организующий принцип, узловой пункт связи моментов Понятия.
Оттого, что Понятие лишь приблизительно соответствует действительности, оно не может быть признано просто фикцией. Феодализм, говорил Энгельс, лишь в одной стране, да и то непродолжительное время, соответствовал Понятию о нем. Но это еще отнюдь не говорит о ложности этого Понятия. Научное, теоретическое мышление, после того как эмпирический материал набран и обработан, исходит уже не из эмпирии, а из Понятия, и рассматривает явления под углом зрения их Понятия, их природы, сущности, принципа, которому они подчиняются. Сформировавшееся Понятие становится «меркой» рассматриваемого явления, а явление признается истинным постольку, поскольку оно соответствует Понятию, поскольку оно выражает свой собственный общий тип.
Если в пределах эмпирического мышления признается – и вполне справедливо – что «плода вообще» в действительности не существует, а существуют лишь яблоки, груши и т.д., которые невозможно вывести из «плода вообще», то с переходом в область теоретического мышления Понятия претерпевают известные преобразования, благодаря чему, напр., «труд вообще» (абстрактно-всеобщий труд) существует в действительности (в среднем труде), «…это – абстракция, которая в общественном процессе производства совершается ежедневно» (Маркс К., К критике политической экономии, 1953, с. 15); или прибавочная стоимость как таковая принимает превращенные формы прибыли, ренты, процента и т.д., формы, которые только и можно понять путем выведения из нее.
По своему формальному содержанию Понятие является единством единичности, особенности и всеобщности, то есть конкретно-всеобщим; это и позволяет Понятию развиться в другие формы мышления – суждения, умозаключения; развертывание понятийной формы приводит к теории, содержание которой является более конкретным (то есть богаче определениями, шире и многообразнее) по сравнению с Понятием.
Понятия не только добываются в процессе практически преобразующей деятельности человека, но и направлены на преобразование человеческого мира. Понятия опредмечиваются не в одной языковой форме, но и в творениях человека, в действии, в котором они объективируются. Процесс «…познания и действия превращает абстрактные понятия в законченную объективность» (Ленин В. И., Соч., т. 38, с. 187).
В формальной логике Понятие трактуется обычно как мысль, представляющая собой результат обобщения и выделения предметов (или явлений) некоторого класса по определенным общим и в совокупности специфическим для них признакам. Обобщение осуществляется за счет отвлечения от всех особенностей отдельных предметов и групп предметов в пределах данного класса. Понятие есть всегда в той или иной мере абстрактное отражение предметов, обладающих некоторым определенным качеством. Класс обобщаемых в Понятии предметов называется объемом данного Понятия, а совокупность признаков, по которым обобщаются и выделяются предметы в этом Понятии, – содержанием Понятия.
Понятия выражаются в знаковых формах. В обычных (разговорных) языках таковыми являются общие имена. В пределах данного языка (и тем более в различных языках) одно и то же Понятие может иметь различные формы выражения; Понятие можно рассматривать как смысл знаковой формы, общий для всех форм, выражающих одно и то же Понятие.
Выделение и обобщение предметов и явлений тех или иных классов в Понятии – необходимое условие познания (и выражения познанного в языке) их общих связей и отношений с другими предметами, раскрытия относящихся к ним законов природы. В процессе мышления, в том числе в процессе образования Понятия, всегда оперируют какими-либо уже сложившимися Понятиями. Понятия являются элементами суждений и умозаключений.
При образовании Понятия в качестве основы для обобщения предметов обычно стремятся выделять признаки, наиболее существенные для данных предметов, или существенные в том или ином отношении, связи этих предметов с другими предметами. В силу этого само Понятие определяется часто как отражение предметов по существенным признакам. Представление о признаке, существенном для некоторого предмета (или предметов некоторого класса), предполагает наличие определенных взаимосвязей между признаками. В содержании Понятия о предметах некоторого класса стремятся выявить основные существенные признаки, обусловливающие все другие известные, не случайные (производные от основных) признаки этих предметов и определяющие в силу этого их качественную специфику. Выявить основные существенные признаки – значит познать сущность предмета. Очевидно, что сущность в этом смысле не есть некая «абсолютная субстанция», которую имели в виду многие философы древности и средневековья. Вместе с углублением знания происходит и развитие Понятия: с каждым переходом знания от менее глубокой к более глубокой сущности происходит изменение содержания Понятия.
Формирование научного Понятия, отражающего сущность предметов, представляет собой сложный процесс, включающий такие приемы познания, как сравнение, анализ, синтез, абстрагирование и идеализацию, обобщение, эксперимент и др. Понятие возникает как итог ряда суждений и умозаключений. Обобщаемые в Понятия предметы не всегда доступны восприятию; исходными для образования Понятия часто являются внешние проявления их свойств, связей закономерностей. Сами объекты в этом случае обычно вводятся гипотетически, Понятия о них буквально конструируются таким образом, чтобы найти объяснение наблюдаемых явлений. При построении абстрактных теорий – более или менее упрощенных моделей некоторых процессов – создаются Понятия, представляющие собой теоретические конструкты, связь которых с действительностью, выявляемая через интерпретацию систем, является весьма опосредствованной.
Читать полностью: Философская Энциклопедия. В 5-х т. — М.: Советская энциклопедия. Под редакцией Ф. В. Константинова. 1960—1970